[indent] Леод вернулся пару дней назад, но какое-то время просто отсиживался в пустой и вновь покинутой и текущей и сквозящей везде, где только можно, не разваливаясь, халупе, приходя в себя. Он не нырял, хотя сезон уже был, только собрал немного на обед и поскрёб что уцелело, помимо отсыревших и заплесневевших сухарей и сушёных диких груш, из его запасов. Приходил в себя, немного переваривал события прошедших месяцев. Размышлял, стоило ли вообще возвращаться. Кто-то определённо поживился тем, что в его более чем скромном доме было ценного и лежало на видном месте, причём давно, ведь места со следами от стоявшей утвари покрылись пылью и отсырели изрядно. Это, вот это всё, вся поганая ситуация, ставила на медленный огонь так легко последнее время приходящий, как разбережённая рана горящий гнев.
[indent] Ему надоело так жить. Но выходов Леод особо не видел. У него был вариант задержаться среди народа аскейр, уж кому-кому, так ему не было смысла бояться и скрывать мелкие мыслишки, о ценности наполнения своей головы и какой-то уникальности прошлого оуред иллюзий не питал. Ему было просто неприятно, когда кто-то в этом копался и пытался дёргать за струны, которые только перестали болеть или сыграли раз, сыграли два, да прекрати, не надо, хватит. Дело было по большей мере в том, что он чувствовал себя чужаком, как и везде, и, стоило пристальному вниманию к его персоне спать, одиночество в толпе начало делаться невыносимее, невыносимее, невыносимее, пока он не решил вернуться к давно проверенному способу существования: пустого места в пустом месте, никого в никогде, а консервативное сычиное нутро само его донесло до знакомого острова, знакомого угла, где его все ненавидели, но, по крайней мере, привычно и знакомо.
[indent] Так вот. Эта скотина, кем бы он ни был, продав его душу, наверное, с одного лотка каждому драному информатору в округе, даже его кинжал и новые вещи и деньги себе загрёб. И вот, через пару дней отправившись в деревню — не то заявить о своём присутствии и обрадовать местных, чтобы получить посыл съебать уже по-хорошему в этот раз, если в первый не дошло, не то поискать остывший след, Леод его по кинжалу, кстати, и вычислил. Хотя штаны вот не признал бы, например, а это точно его новые были при ближайшем рассмотрении.
[indent] Дело в асурах и камнях: свой чувствуешь даже сквозь пространство и время, а предмет, который его содержал, имел и отдельную особую историю. Ну и, к тому же, не признать рукоять даже несмотря на новые, красивые, не истрёпанные ножны, было невозможно. Он почувствовал камень, пройдя мимо одного из некогда безликих для него селян, другого ныряльщика, при, и уже обернувшись, как будто агат сам навязал ему манипуляцию временем, в замедленном рассмотрении увидел их.
[indent] Леод, живя по принципу “не желаешь что-то терять — не заводи изначально”, имел слишком мало, чтобы так легко забывать потерю и прощать воровство. Поэтому разговор был короткий.  Размывающаяся чёрным в ускорении тень, которую, конечно, тяжело было заметить и признать вечером, потому что новый плащ был не чёрным и не таким драным, а лицо, как всегда, по нос в капюшоне — проследовала за найденной целью буквально три длинных, тихих и таких долгих для повелителя времени шага за угол, где они и встретились, наконец, развернувшийся и запаниковавший от тени на стене вор и обиженный и готовый обидеть оуред.
[indent] Их разговор был коротким.
[indent] Его, по сути, не было вообще. Лишь Леод скинул капюшон, напуганный люден спёрто до визга вскрикнул:
[indent] — Ты-ы-ы-ы!
[indent] А оуред вторил ему голосом ниже, зато выжигающим ненавистью:
[indent] — Я-а-а!
[indent] — Ах живучая ж ты блядь, ты должен быть в бремени или не возвращаться! — мужчина, с которым они даже имён друг друга не знали, а Леод ещё едва его помнил в лицо, попытался ударить, прикрывая хорошо летящий кулак воплем, да и время уже для него входило в нормальный темп, но сноровка не подвела и он уклонился, дав, ускользая мимо кулака, предателю локтём в поддых и срывая с его пояса кинжал прямо из ножен. Он сделал ещё два апперкота, выдержав толчок в крепкий живот, но Леод спокойно уклонился, перехватывая нож. В узком, на три-четыре шага — потолок, переулке со стоящими в пристройках вилами и вопхнутой кем-то храниться перевёрнутой набок тачкой, через который часто скашивали мимо развезённой в говно по весне и по осени улицы в сторону “порося”, им было не развернуться до драки, и потому он не стал махаться с превосходящим его по массе противником, ныряльщиком в куда лучшей форме, несмотря на месяц восстановления после плена и недокорма зимой и у пиратов.
[indent] Подняв руку кверху, оуред начал пальцами стягивать пространство позади и над головой людена. Того оторвало от земли. Сам же, напрягая силу воли, асур на земле остался и даже подошёл, поднимая свободную от удерживания заклинания, начавшего выдирать уже не только лёгкие, но и разрывать добротный сруб стены дома, которая находилась близко к эпицентру пространственной аномалии. Что уж говорить о поднявшихся в воздух вилах и потянувшейся, грозя засесть одним из поводьев наказываемому прямо в жопу вместо позвоночника, телеге. Он задыхался, глядя наполняющимися кровью и слезами глазами с покрасневше-посиневшего пятнами лица на буравящие его с концентрированной ненавистью глаза чужака. Он что-то ещё пытался сказать.
[indent] Леод ещё не знал, что бы с ним такого сделать. И тут кто-то из заметивших, но не решавшихся экзекуцию прервать зевак, тыча пальцем на драку, уступил дорогу бронированным бабищам. Леод, уже почти перехвативший притянутого наверх магией людена руками, чтобы его физически удавить или уронить перпендикулярно брюхом на кинжал раз десять, чтобы все кишки пустили сок, отлетел вместе с приподнятой в воздух кучкой вил и повозкой в другой угол и ударился спиной о дом напротив.
[indent] Из него вышибло воздух. Магия уронила людена в органичной манере и, не глядя на разворотившуюся в сторону притяжения стену, можно было и не догадаться, что это не в сутулом чмище столько силы рук.
[indent] Он потряс головой, приходя в себя чисто на выбросе адреналина, чувствуя знакомо срабатывающий инстинкт “бей или беги”. Кинжал был всё ещё в его руке. Оуред глянул на говорящую бабу, замедляя ток времени для себя и воспринимая понизившийся голос очень плохо. Он моргнул, чуть весь внутри не умерев от осознания, и из-за размытия движения на миг его глаза стали сплошь тьмой от движения век с негустыми, но чёрными ресницами. И взмахнул руками, оттопырив три пальца с рукояти кинжала, понимая, что нужно бежать. Это были вооружённые людены. Рыцари. Они пришли за ним и из-за случившегося точно замучают и сгноят в бремени.
[indent] Путы, почему он не предпочёл аскейров и их грёбанные путы и манеру читать мысли и вторгаться в личную жизнь? У него особо секретов-то, которые стоило беречь, не было, кроме как то, что он — ходячая угроза, катастрофа на ногах.
[indent] Движение сверхъестественно быстрых рук по захлопыванию кокона вокруг тела и распахиванию иного измерения кончилось, и асур просто исчез, оставив быстро истаявший шлейф тёмных помех на месте своего тела.

Отредактировано Леод (19.03.18 15:25)

[indent] Холод, снег и грязь, — лопотал чуть не удушенный вор и предатель, надеясь, что долгожданные (ну, не такие, после наводки для пиратов, но ввиду последних событий — вновь долгожданные) рыцари помогут ему. — Где он выходит — остаются холод, снег и грязь.
[indent] Хера с два ему помогли, конечно. Хера с два его вообще кто-либо слышал. Судьба мрачно ухмылялась, глядя на алчного ныряльщика своим кроваво-красным взглядом. Тут танцевали нелюди.

[indent] А Леод драл когти что было сил прочь и, ожидаемо — с его-то нехваткой фантазии — он рвал их в сторону своего бывшего и выстывшего убежища. Холод нынче продирал поболе прочих, в мире льда валил густой стеной снег, и даже все странные звери, пасшиеся в напоминающем долину, в которой приютилась деревня, расселине меж зубастыми отрогами ледников, жались друг к другу, постепенно превращаясь в живые снеговики под пышным одеялом. Снег лез в глаза, снег набивался в нос и рот, а, главное, от привыкших к теплу вулкана, на котором сидели, аскейров Леоду досталась слишком лёгкая одежда, чтобы так легко путешествовать в мире вечной зимы. А ещё он понял, что его жилище сейчас заложит тот, кто его уже разок заложил.
[indent] Парень пробежал от силы против ветра и снежной бури за двор "Порося", и уже ощутил ужасную слабость и убивающий холод. Его ускорение заканчивалось, его силы заканчивались и, хотя на выбросе адреналина он мог иной раз подпрыгнуть и на самой звезде повиснуть, он слишком много колдовал, чтобы поддерживать заклинания теперь. Он вывалился из иного измерения в родное, роняя с волос и плаща огромные хлопья снега и продолжая путь, со страшной одышкой, оглядываясь, украдкой назад, в лесополосу. Он видел мелькнувшую сталью фигуру на выходе из тупичка, а, может, и не одну — на глазах у него тоже таяла снежная пелена. Ему нужен был отдых, иначе он рисковал спровоцировать взрыв. Ему нужен был отдых и спрятаться. Но не в халупе. Он, петляя меж деревьев и часто оглядываясь, все больше, особенно отряхнув плащ, скашивая путь от тропы куда-то на северо-восток, под один из крутых боков утёса, где гнездились в наносной породе ласточки, а в камне намыли пещеры и гроты с упирающимися в уровень воды небольшими залами родники. Он не знал, что будет делать. Может, пробежит по льдам ещё немного и, выпав в этот мир, покачается день по волнам, медленно синея. Встречаться с Орденом асур желаньем не горел.

[indent] Холод дерёт горло и не даёт восстановить дыхание — до сих пор — но Леод уже планирует своим мечущимся как зверь в силках разумом очередное отступление. Он сражался с люденскими карателями, профессиональными, не разозлённой толпой, от которой просто уходил, лишь раз, и этот раз стоил жизни всем присутствующим и многих месяцев покоя души — ему.
[indent] — Нет, — неслышно безголосо ответил он, — знаю я ваше поговорить.
[indent] В тот раз, матери и отцы, быть может, нынешних охотниц, тоже хотели поговорить. Мрак смурного дня, переходящего в вечер, на севере разведанного Лаанима застилает яркие весенние сумерки дня нынешнего, но своего нынешнего врага, пусть и немного забывая, что, вроде бы, это была не та, и их вообще было несколько, Леод видит ясно. Он может бежать дальше, перемахивая на прыгучих — натренированных — ногах через реку и нестись дальше в сторону утёса по неровному склону, рискуя, что она, несмотря на тяжесть амуниции, последует за ним и прижмёт его, потому что он выдохся и давно не ел и слаб — а может показать ясно, насколько он готов к переговорам.
[indent] И Леод вскидывает руку. Кулак разжимается, заставляя примерно очерченное им в уме пространтсво, топкий и каменистый бережок под Манчжури начать отторгать любое желающее топтать его существо, и разворачивается ладонью вверх, поднимая женщину ещё больше. Он не хочет душить — он не рискнёт душить рыцарей, они воспринимают это слишком серьёзно. Но посадить задницей в грязь и купить время? Быть может. Хранитель, как же тянет жилы и ведёт от внутренней пустоты после всех этих манипуляций.
[indent] Готовясь отпустить ловушку и рвануть снова дальше, Леод совсем не замечает пересвистывавшихся товарок рыцарши, настигнувших его теперь в полном составе.

[indent] Маньчжури как могла – щурилась, чтобы смочь прочитать тихий ответ по губам, но асур не соизволил даже полностью развернуться к ней. Внезапно странное чувство охватило тело, словно потроха вздымились вверх, лишая центра тяжести, и доспехи потеряли свой вес. Её глаза широко открылись: от страха, от взявшего власть злости.
[indent] – Придурошный! – рявкнула она, стараясь перебороть силу чужой воли и выхватить заговорённый меч.

[indent] Тамара, чертыхнувшись через матерь, сбросила в мыслях неудавшееся колдовство, и мощно хлопнула в ладони, провоцируя взрыв заклятия, что подняло вверх товарища и грозило сломать плоть – как было много, чертовски много раз на её глазах.

[indent] Чайка выпрыгнула из засады, зажигая в своём воображении искусные росписи по стали полумесяца алебарды^{[могущественное оружие]}, и делая мощный пробивной удар по области вокруг Маньчжури – силясь разрезать магию асура. Впрочем, она слышала Тамару – и не сильно верила в успех.

[indent] Ярогора тяжёлым ударом сложенных пальцев, выставив вперёд костяшки средних фаланг, бьёт в основание черепа асура, вызывая сильную боль, дезориентацию и, как следствие, потерю сознания. Этим ударом она, обычно, убивала, но в этот раз старалась не перебить «нерв» – рыцарь хватает бесчувственного оуреда за волосы, приподнимая голову к своему уху, чтобы убедиться – дышит.

[indent] На его шее щелкает бремя проигравшего в этой охотничьей игре.

[indent] – БЛЯДЬ, – это слово Ярогора зло сплюнула наземь, небрежно скидывая со своего плеча асура, – какого хуя никто не привязал лошадей, погань вы клятая? – она переходила на рёв, и старейшина деревни осторожно отшёл от отряда, запинаясь об мелкие камни.
[indent] – Угомонись, сука бешеная! – рычала в ответ Чайка, отмахиваясь рукой. – Сама могла! – и Яра подхватила её за грудки, приближая к своему лицу.
[indent] Маньчжури приглядывала за связанным по ногам и рукам асуром, который, впрочем, ещё не подавал признаков движения. Её передёргивало каждый раз, когда видела отёк и пунцовое место удара на шее.
[indent] – Она его точно не убила? – одними губами задалась вопросом рыжая.
[indent] Тем временем Тамара договорилась с приезжими торговцами о заимствовании лошадей из повозок, пообещав взамен коней с цитадели. Не уточнив, что это решение принимает уже не она.
[indent] – Прекратить мордобой, – глухо раздался приказ, – мало было?
[indent] – Предлагаю привязать к седлу и пускай волочится, – прозвучало от Чайки.
[indent] – И подохнет яке положено псине, – кивнула Ярогора, – а голову твою взамен моей не возьмут, – она подхватила огромное тело и завалила на лошадь.

[indent] Отряд решил не рисковать и не оставаться в деревне. Поселенцы были страшно недовольны развернувшимися боевыми действиями и настроения становились близки к самосуду. Не говоря о том, что никто не мог толком сказать, сколько у пойманного подельников.
[indent] Ночерело – и лагерь был разбит на перевале. Был разведён костёр, успешно сожрано заранее заготовленное вяленое мясо, и улеглись спать – первой на страже сидит Ярогора.

[indent] Вслушиваясь в ночные пения леса, одной ногой шевелила бессознательное тело оуреда, никак не мочь понять, что же с ним хочет сделать орден. Такие секретики «между нами магистрами» вызывали желание спровоцировать чертов переворот власти в сию минуту.
[indent] – Чем ты такой желанный, – нож крутился в руке. Начнёт засыпать и лезвие непременно оближет болезненно пальцы, возвращая недолгую бодрость сознанию.
Ублюдок совершенно неотличим от человека. Затворник и отшельник, добровольно заточивший себя на убогом клочке земли, чтобы влачить жалкое существование среди самых жалких отбросов и среди люденов – да что, блядь, с ним было не так?

[indent] «Но этот парень всё ещё слишком целый для того, кто не сдался без боя».

[indent] Ярогора присела рядом со связанным оуредом, сжав одну ладонь на его голени. Ухмыльнулась. Такие ноги и кормят. Именно такие ноги должны быть у беглецов. Она разжимает руку и тут же ей грубо стягивает сапоги с ног мужчины. В другой руке вновь блеснуло лезвие ножа.

[indent] – «Я всё равно убегу от тебя», – цитировала кого-то Ярогора не своим голосом. – «Не-ет, не убежишь», – очередная цитата, но другого персонажа, более довольным голосом.

[indent] Рука фиксирует голень мёртвой хваткой. Лезвие ножа рассекает стопу вдоль.

Отредактировано Ярогора (24.03.18 22:05)

[indent] – Да проткни ты ему гортань, чтоб заглох! – скрежетом раздался голос Чайки, когда Ярогора проигнорировала всех потревоженных сопартийцев. Он звучит с досадой, с мольбой, день выдался не из лёгких – в груди Джо всё ещё бился страх момента, когда Маньчжури взмыла в небо и лезвие алебарды рассекло воздух, но не убийственные силы асура. Рыжая же, подправив рубаху на совершенно не женственном теле, предпочла больше не вмешиваться в искрящийся разговор.

[indent] – Ярогора, не время для пыток. С перевала его хорошо слышно, – ровно посоветовала Тамара, заодно подкинув хвороста в костёр. – Продолжишь завтра.

[indent] Джори поворачивает голову в её сторону вполоборота: – Кинь суму с заплатками, – и ловит небольшой мешок рукой с ножом. Теперь она обращается к оуреду: – Будешь визжать – зашью пасть, усёк? – и выгнула кокетливо бровь.

[indent] Огромная и крепкая игла, тошнотворного вида нить из какой-то коровьей кишки и горсть тонких, гибких веток, ещё полных сока – они первые пошли в ход: без тени смущения и знахарской аккуратности, рыцарь вкладывает их в кровоточащий разрез, для надежности продавив внутрь.

[indent] И всё-таки он кричал. Отпустив голень истерзанной ноги, Ярогора встаёт и бьёт ногой в живот мужчины - наугад, не целясь. Нужно всего лишь выбить из него дух, чтобы не дёргался, пока она будет зашивать его ногу.

[indent] – Не вынуждай меня ещё раз вырубать тебя – я убью, – низко сказала рыцарь, вновь приседая рядом с телом. Шитьё кожи дело быстрое и простое, она даже не старалась хоть как-то свести края раны. Ссаной тряпкой обмотала ногу, натянула сапог, напоследок пнув по подошве – а значит, и ране – удовлетворённо улыбаясь виду корчащегося от боли оуреда.

[indent] – Мне нравится твой голос, – почти певуче озвучивает свои мысли, присаживаясь обратно на своё место. Она вгоняет нож в ножны на поясе, другой рукой доставая остатки ужина – вяленое мясо, – и раскрывает ладонь так, чтобы асур видел и возможно чувствовал запах.

[indent] – Хочешь кушать? – улыбка в игре теней чудовищно искажается. – Ползи.

[indent] Сиплое кряхтение пересушенного рта поднимает пыль с земли под лицом асура, тело – сплошь натянутая струна, и Ярогора щурится, с беспокойством высматривая в клочьях одежды бремя проигравшего. Она переоценила его. С досадой бросив мясо в закопченный котелок, словно комок грязи, она подходит к мужчине, ногой переворачивая на спину. Прозвучал хлопок – пробка вырвана из фляги и пара капель упали на лицо оуреда. Рыцарь внимательно смотрит. Баловать реакцией валенок явно не планировал. Ярогора хмыкнула. «Не гордость же ему глотку держит». Идеи безумной стаей птиц клюют язык и ладони рук, ища выход в реальности. Рука легла на бляху штанов.

[indent] – Я сменю тебя, – на удивление требовательно произнесла Маньчжури. Рыжая поднялась со своего настила, накрытого шерстяным плащом, и скрестила взгляд с Ярогорой. Мгновение и Джори уступает: отходит от пленника в сторону своей постели, хлопнув по плечу сестру по оружию.
[indent] – Только негромко, – говорит, поравнявшись с Маньчжури и трепля грубо, – а то захочется не только тебе вспомнить былое, – и удовлетворилась, получив в ответ взгляд, в котором промелькнул и страх, и бес. – Его задница в твоём распоряжении.

[indent] Дождавшись, когда олицетворённая жестокость станет дышать неглубоко и редко, рыжая приблизилась к мужчине, подхватив брошенную небрежно флягу с земли.
[indent] – Эй, – негромко обратилась и тряхнув флягой так, чтобы вода внутри звучно плеснула, – если скажешь имя – дам воды, – после замолчала, и во тьме не было заметно настойчиво выжидающего взгляда. Через пару секунд, что показались ей достаточно долгими, Маньчжури резко вздохнула: её озарило – пленник не собирается разговаривать. Ни тогда, ни сейчас.
[indent] – Я помогу тебе, – она кивает, – только ты не шуми. Мне страшно идти против сестриц, – рука проскальзывает под шею, стараясь не задевать воспалившееся основание головы, и приподнимает. Горлышко фляги воды с небольшой примесью рома оказывается совсем близко у рта асура. – Я помогу, – повторяет вкрадчиво, – пей. Потом подумаем, что можно сделать с ногой? – она определённо спрашивала разрешения.

[indent] – Пока смерть не коснулась твоего плеча, – шепчет ему практически на ухо то, что ей когда-то говорила сестрица Яра, – ты можешь бежать, – замолкает, в мыслях повторяя звучание вопроса. Голоса. Голоса такого же проклятого от рождения, как и она сама. – Брат мой, ты должен сбежать, – вкладывает идею в его сознание, опуская всё также бережно на землю.

[indent] Маньчжури переместилась к ноге и сняла сапог. Состояние стопы едва угадывалось в очертаниях, захватываемых светом костра. Уже больше в два раза здоровой. Выглядела пугающе и противно. Касаться этого не хотелось. Смердило. Вяленое мясо толкнулось в глотке, отдав на язык горьким вкусом. Всё же рыцарь, по молодости своей, была далека от подобной грязи – и умело брезговала, когда случалось встретиться.

[indent] – Что делать? – шепотом спросила, отдаляясь немного от ноги. Глаза бегали по темноте, не понимая, на что смотреть, чтобы не испытывать отвращения. На задворках памяти мелькали воспоминания того, как себя латали сестрицы, и это было похоже именно на то, как они же пытают пленных.

[indent] – Делать-то что? – прозвучала нотка паники и в ответ прилетел хрюкающий звук со стороны спящих, заставив Маньчжури присесть, сжавшись от страха. Она творит ужасную вещь. Ужасную. Но необходимую, уж она-то знает, какую цену берёт Каитиаки за справедливый суд.

[indent] «Всё ради тебя», одними губами произносит рыжая, наконец-то расслабляясь. Рукой нащупывает флягу с водой и ромом, предполагая, что какая-то доля алкоголя сойдет за жидкость едкого запаха, которая оберегает раны сестриц от гниения.

[indent] – Развязать? – дрожащие пальцы касаются тряпки, «она мокрая, боже, она мокрая» неспроста, по телу проходит судорога и она одёргивает пальцы, морща и отворачивая в сторону лицо. Через пару секунд она собирается с мыслями, разжимает кулаки и всё-таки развязывает небрежный тряпичный узел, разворачивая пульсирующую и истекающую жидкостями плоть, края раны торчат, как торчит жесткая шкура вспоротой свиньи.

[indent] – О Хранитель, – она взглянула в лицо оуреда, – что делать? – открыла флягу, немного пролила содержимое на прорезь в стопе, следом под струю пустила лезвие небольшого ножа, который любят садить, как семечко, между ребёр в переулках. – Резать? Надо вытащить. Ветки нужно вытащить. О–, – проскулила она, – так глубоко.

[indent] Лезвие свернуло совсем рядом с ногой.

[indent] Она взглянула на него, как на сумасшедшего. Все здесь сумасшедшие: и Ярогора, не ведающей края бессмысленной жестокости, и Маньчжури, что помогает пленнику с раной и уговаривает его бежать, и сам пленник, что верит! и просит его освободить.

[indent] БЕ ЗУ М ЦЫ

[indent] Наивные дураки. «На что мы надеемся».

[indent] Хлынувшая паника сменяется желанием рассмеяться на грани истерики, но рыцарь вовремя напоминает себе, что сейчас не время. Она рассмеётся всем им в лица потом, когда у неё всё получится.

[indent] Затихший асур словно услышал – словно понял, какие силы за ней стоят, и перестал пытаться изменить ход событий, который совершала Маньчжури. У судьбы должен быть один возничий.

[indent] Нож с натугом режет перекрученные и подмокшие нити, бередя рану, и отсутствие какого-либо света приносит только больше неуклюжести в движение и больше – боли. Маньчжури рефлекторно попыталась придержать стопу, может чуть выгнуть, чтобы не задевать мясо, но пальцами ткнулась в торчащие ветки и, судорожно выдохнув, отдёрнула руки.

[indent] – Хранитель, почему ты просто не сдался, – бубнит себе под нос, возвращаясь к мерзкому делу. «Я смогла бы защитить», – с досадой продолжает ворчание в мыслях, снова и снова прокручивая момент разговора у реки.

[indent] «Нет, это определённо потому, что он идиот», – и рывком были разрезаны последние две скрепляющие нити. Злоба вытесняет страх, позволяя быстро и уверенно вытащить прутья из подошвы, придерживая голень, дабы глупый асур не дёргался, усложняя и так отвратительный процесс.

[indent] Мужчина не проронил ни звука, но рыжая слышала тихие всхлипы и заложенное дыхание. Неизвестно, сколько порчи асур уже наговорил на её голову и как бы скрутил своей магией, сними она бремя. Пагубные мысли прочь. Каитиаки не любит много шума. Верно, верно, он осушит океан и тогда Маньчжури никак не доберётся до материка. И не посмеётся.

[indent] Она не хочет снова брать в руки влажную смердящую тряпку. Казалось, ей достаточно будет даже подумать о ней, как блеванёт. Женщина падает на задницу и замерла, прислушиваясь к дыханию спящих – не потревожил ли их скрежет лат – и вытягивает из своих сапог тёмную онучи, которой туго и перематывает стопу пленника. В глазах вспыхнуло торжество над проделанной работой. На корточках перемещается к голове оуреда.

[indent] – Имя, – настаивает она. Словно требует душу.

[indent] – Иначе я не расскажу тебе, как сбежать завтра, – улыбается заговорчески, явно не собираясь больше идти на уступки. – Ты же хочешь отомстить ей, не так ли? – приподнимает бровь. – Её лишат головы, – в голосе читалось нескрываемое возбуждение, – я скажу, куда бить и когда. Тебе помогут, – она кивает, – не только я.

[indent] Её глаза лихорадочно забегали по темноте, словно она потеряла асура. Но через секунду они сфокусировались, нащупали оуреда. В них не было ни тени страха, отвращения, а только... готовность идти на всё. Ладонь Маньчжури резко ложиться на челюсть пленника, сжимая, пока не стянула кожу на лице до белоты. Нож сверкнул под самой челюстью, прижимаясь к пульсирующей в такт сердцу вене.

[indent] – Ах, ты же не можешь не согласиться, - глухо рычит она, - иначе я вырву тебе челюсть, чтобы ты не сдал меня сестрицам, - нежно улыбается. – Так каков твой положительный ответ? Кивни. Умница.

[indent] – Совсем недавно Яру серьёзно потрепали, – напевает, – запоминай: левый бок, плечо. Вести тебя она будет рядом с собой. Бей туда со всей злобы, – голос дрожал, представляя картину в мыслях, – со всей, – продавила слова, – и беги в толпу пиратов. Они нас не жалуют. Помогут и не взглянут, что ты выродок с той стороны. Вопросы? - Маньчжури отводит осторожно руку ото рта асура, словно готовая в любой момент заткнуть его снова. Мало ли, насколько он сумасшедший.

[indent] Ведь Каитиаки не любит шума. Он откажется вершить справедливый суд, и разбудит сестриц, чтобы наказать непослушную девчонку.

[indent] – Леод, – вкусила слово женщина.
[indent] Послушных мальчиков Каитиаки любит. Маньчжури тоже. Но сейчас не то время и не то место, чтобы предаваться возникшему чувствую внизу живота. Оставив в покое отключившегося пленника, рыцарь заняла пост хранителя сна всех пребывающих в забвении. В груди разливалась сладкая теплота предвкушения судьбоносного поворота колеса. Да. Колесница взывает, готовая оседлать надвигающееся цунами вод Хранителя, и возничий придёт как только последний конь будет запряжён.

[indent] Ярогора поднимает за шкирку мешок костей в виде пленного оуред, отпускает и он безвольно падает, рефлекторно издавая мычание. Больше никаких признаков жизни. Рыцарь фыркает, оглядывая обработанную ногу после вчерашней пытки. В голове закрадывается подозрение и глаза пробегаются по всем узлам верёвок, натерших кисти до крови, до синевы конечностей. Маньчжури, как всегда тихой сапой, подкрадывается и пытается натянуть сапог на опухшую до безобразия ногу, и Ярогора вздымает бровь, не замечая за ней прежней некогда брезгливости к телесным мерзостям. Асур дёргается и стонет.
[indent] – Чего это он? – рыцарь заносит ногу для удара, чтобы разбудить мешок дерьма.
[indent] – Убить его, курица, хочешь? – огрызается Чайка с оседланной лошади. Ярогора ещё раз внимательно осматривает тело и на лице появляется лёгкое удивление. Заметив это, Чайка громко вздыхает.
[indent] – Кто ж знал, что цаца такая нежная, – сдавшись, произносит Джори.
[indent] – В твоих руках кто угодно превратится в овощ. Клади на лошадь, надо довести мясо до того, как стухнет, – тоном чертовски хитрожопого торгаша говорит Тамара, не сдерживая смеха. Маньчжури помогает водрузить асура на коня, незаметно для сестриц поглаживая его тело. Проверяя закрепляющие верёвки, шепчет на ухо: «не подведи» – и поймала взгляд Ярогоры.
[indent] – Дунула ему в ушко, вдруг очнётся, – тараторит рыжая.
[indent] – Давай ты и дальше свой член будешь присовывать в жопу пьяни в таверне, а не нашим целям? – в голосе звучала угроза. Маньчжури поспешно ускакала к своей лошади, стараясь делать вид, что ничего не слышала.
[indent] «Тем более он больше мёртв, а это уже вкусы Яры», – Тамара двинулась впереди отряда, не сдерживая заливистого хохота. Утро начиналось удивительно прекрасно, как уже давно не было.

[indent] – Серьёзно, – Ярогора смотрела на давшую духа лошадь, упавшую за пару сотен саженей до порта. Остальные три кобылы держались на честном слове, шатаясь так, словно их уже жрали волки. Кусок мяса лежал на ней верхом, примерно в схожем состоянии.
[indent] – Хранитель не милостив к тебе сегодня, – дразнится Чайка, решая гнать вперёд лошадь, пока та жива.
[indent] – Отрабатывай, что ночью не дала нам спать, – и рыцарь подхватывает смердящее мочой и лошадиным навозом тело себе на плечо, слегка прогибаясь. Не успевшая толком зажить рана, казалось, снова рычала и грызла грубые нити шва, что наложила холодная лекарь в Тиело, грозясь перейти в звучное хлюпанье кровью. Руки страшно зудели переломать асуру все кости – буквально в порошок, пока не станет фаршем. Маньчжури спустилась с коня и прихватила Леода с другой стороны, дружелюбно улыбнувшись сестрице.

[indent] Шепчет: «давай, пока они отстали друг от друга», но реакции не последовало. Рыжая говорит немного громче и почти проникая губами в ухо: «де-й-с-т-ву-й». У Леода не дрогнуло даже дыхание.
[indent] – Предатель, – дрожащим голосом произнесла Маньчжури.
[indent] – Что? – Ярогора, не обратившая толком внимание на бормочущего товарища, пропускает удар кулака в нос и теряет чувство ориентации, шипя и проклиная от боли.
[indent] – Предатель! – кричит Маньчжури, вынимая заговорённый меч из ножен и направляя в тело асура. Лезвие вовремя ловит Яра, отводя в сторону и сбросив с себя наконец обременяющее бессознательное тело. Удивление от происходящего не позволяет ей додуматься схватиться за свой полуторник.
[indent] – Ты что?! – но в ответ прилетает лишь «проклятие». Вот теперь меч из ножен освобождён, но Ярогора понимает, сколько от него мало толка – если не вреда.
[indent] – Он чёрный конь! – кричит рыжая, надрывая глотку. – Я должна запрячь его в Колесницу! Каитиаки ждёт, когда колесница будет готова! – она с плеча рубит, но встречает блок. – Белый и чёрный кони поймают небесное цунами и Каитиаки свершит свой суд! – меч Маньчжури – длинный и колющий, куда легче булатного меча Ярогоры – и ловко колет в левый бок, задевая швы. Боль заставляет рыцаря скрючиться, но всё же успеть отступить до того, как игла конусообразного лезвия достигает глаза.

[indent] – Он должен свершить суд, – тяжело и негромко говорит рыжая, стараясь восстановить сбившееся от крика дыхание. – Справедливый, страшный суд, – и нечто незримое бьётся в её грудь, выбивая дух: со стороны порта продвигался отряд рыцарей цитадели, и Тамара колдовала – наконец успешно. Рядом с капитаном ехала закованная в обычные цепи асур, белая как и все скешир. Предусмотрительно.

[indent] – Я рад, что не вижу в нём мечей, – равнодушно ответствовал капитан, дёргая за цепи скешир к тяжело дышащему и дрожащему в лихорадке оуреду, – без глупостей.

[indent] Ярогора, опершись на меч, поднялась с колен, разглядывая процесс исцеления пленного. Стало даже немного завидно таким способностям, и она сжала челюсти. Тем временем последовал глухой удар и стон: Чайка ударила коленом в пах Маньчжури, только-только пришедшего в себя, и он упал наземь. Рука в кожаной перчатке заносит меч над седьмым позвонком вертикально, подобно мечу неизбежного.

[indent] Маньчжури заглядывает в глаза Леоду. Улыбается. Говорит не своим голосом: «ты начнёшь страшный суд». Лезвие двуручного меча пронзает основание шеи у груди. Он успевает заплакать от боли. На плечи опускается невыносимая тишина.

[indent] – Ваша работа окончена, – асура заковали в цепи, сняв после перетянутые верёвки, и повели в цитадель в сопровождении мужского отряда рыцарей и капитана. – Делайте, что хотите, – он кивнул в сторону остывающей Маньчжури.

[indent] Они ещё долго стояли в молчании.

Отредактировано Ярогора (03.04.18 20:04)